«Новое лицо» в Верховной Раде 9-го созыва – экс-директор крупнейшего в Европе Авдеевского коксохимического завода Муса Магомедов. Не жалеет ли он, что пошел в Раду от «Оппоблока», который остался без своей фракции? Каким видит мир на Донбассе и кого, считает, Украина должна простить? И сможет ли Авдеевка и дальше развиваться на «краю Украины», если война продолжится?

Об этом в эфире Радио Донбасс.Реалии говорил народный депутат Украины, внефракционный экс-директор Авдеевского коксохимического завода Муса Магомедов.– Муса, вы не жалеете, что пошли в парламент от партии «Оппозиционный блок»? Очень мало людей прошло от партии.

– Такого ощущения нет. Безусловно, мы не в большинстве. Но говорить, что ни на что не можем влиять, – это неправда. Ты говоришь о вещах, о которых хорошо знаешь, занимаешься вопросами своего округа, есть возможность доносить через комитеты те или иные вопросы, которые беспокоят избирателей и их представителей.

– Вы новое лицо в политике, до этого вы работали в топ-менеджменте компании «Метинвест». Как вам Верховная Рада?

– Не просто. Сам процесс изменения деятельности непрост. Я управлял заводом последние 15 лет. Ты делаешь те или иные шаги и видишь последствия своих шагов сразу, в коротком промежутке времени. Работа в Верховной Раде не дает видимых результатов, пока законы будут приняты, пока будут имплементированы, начнут работать. Хотя некоторые вопросы, которые касаются округа, можно решать быстрее, есть видимые результаты уже сейчас. Наверное, это и есть основное отличие.

– По поводу мира на Донбассе. Вы были одним из соавторов законопроекта, который подали в конце августа в Верховную Раду касательно амнистии причастным к оккупации украинских территорий. В чем суть, что вы предлагаете и чем этот законопроект отличается от так называемого закона об амнистии от сентября 2014 года?

– Это один из законопроектов, который должен быть принят на первом подготовительном этапе украинской формулы мира. Предусматривается порядка шести законопроектов.

Первый – об особенностях местного самоуправления, второй о муниципальной полиции, третий об амнистии участников вооруженного конфликта на Донбассе 2014–2019 годов, четвертый о выборах в ОРДЛО, пятый о переходном правосудии, шестой о временном пребывании международного военного контингента с правоохранительными функциями. Все эти законы нужно принимать, чтобы мир перестал быть просто лозунгом.

Мы говорим, что под амнистию должны попасть люди, которые не совершали военных преступлений против мирных граждан, речь идет о людях, чьи действия не привели к гибели или тяжелым последствиям для здоровья других людей.

– А чем отличается от закона, который Верховная Рада уже проголосовала?

– Наверное, основное отличие, что нужно доказать вину этого человека. Презумпция невиновности. Если мы не знаем, что человек совершал преступления, работал в каких-то образованиях квази-республик. Если он работал в МЧС, например, это не повод, чтобы человека преследовать.

– Как вам нынешнее движение Владимира Зеленского? Стремление встретиться с Владимиром Путиным, разведение войск.

– Разведение войск – да. Замену «нормандскому формату» – наверное, нет.– Чем, по вашему, может закончиться эта «нормандская» встреча?

– Должны быть проговорены следующие шаги, которые нужно предпринимать. Например, разведение войск с трудом, но произошло. И не делая никаких шагов, к миру прийти нельзя. Три участка, которые определены, на которых идет разведение, – это расстояние снайперского выстрела. Большинство потерь, которые мы сейчас несем, от снайперской войны. Тяжелая техника отведена и не так часто используется.

– Нужно ли этим образованиям, жителям Донбасса давать некие особые привилегии, особый статус, на чем настаивает Российская Федерация? Идти ли на такие компромиссы, которые очень болезненно воспринимаются многими в украинском обществе?– Очень важно, что будет написано про этот «особый статус», на какой период времени. «Особый статус» – это не привилегия. Если говорить о «серой зоне», у той же Авдеевки и множества населенных пунктов особого статуса нет, а особые проблемы есть, и ими нужно заниматься каждый день. Никто не говорит, что в этом особом статусе должны быть прописаны привилегии.

– Владимир Путин добивается того, что в Минских соглашениязх – своя прокуратура, свои суды, своя так называемая народная милиция, которая не очень интегрирована в украинскую систему.

– Желания Путина – это его желания, не наши. А мы должны строить переходную модель, которая на какой-то промежуток времени под контролем миротворческого международного контингента может профункционировать, а после этого– полная интеграция по украинским законам.– На днях громко обсуждали так называемое социсследование, проведенного «Зеркалом недели» в ОРДЛО. Если судить по этим цифрам, там люди настроены очень антиукраински. Почти 60% населения ОРДЛО, если не удастся интегрироваться в Украину, готовы к присоединению к России или особому статусу в составе России. Самый популярный политик там – Владимир Путин. Вы верите подобным исследованием? И не считаете, что ушло уже то время, когда можно интегрировать людей?

– Я так не считаю. Нужно понимать, в каких условиях люди отвечали на эти вопросы. Страх там есть, и чтобы лишний раз ответить в пользу Украины, люди хорошо задумаются. Я в этом не сомневаюсь, у меня там достаточное количество друзей. Многие из них задают один и тот же вопрос: когда мы уже заберем их назад.

– Может, у вас просто проукраинские друзья?

– Их там достаточно большое количество. Когда участвуешь в опросе и не знаешь, куда твои ответы попадут, нужно делать корректировку на точность этих опросов.

– Если война продолжится, что нужно Авдеевке и другим населенным пунктам, чтобы они не оставались на «краю Украины»?

– Нужно понимать все проблемы, которые есть в прифронтовой зоне. Они даже отличаются от населенного пункта на десять километров дальше.

Я много раз говорил том, что работа в около военных условиях должна идти по другим правилам. В условиях активных боевых действий наш завод работал совершенно иначе. Тогда как исполнительная власть, мэрия работают по тем же законам, как на мирной территории. Это неправильно, потому что невозможно быстро реагировать на вызовы. Там должны быть особые законы.

– Вы уже не гендиректор, но Авдеевский коксохим начал снова закупать уголь у России. В ноябре 2019 года компания «Северсталь» поставит три вида концентрата, 70 тысяч тонн. Как вы к этому относитесь? Нормально ли покупать уголь у России, которая страна-агрессор, которая может прекратить поставки в любой момент и использовать это как рычаг давления?

– На нас много раз пытались надавить, ни у кого ничего не получилось. Основные объемы в Украине, закупаем у наших партнеров в США, Новой Зеландии. Тот объем, который вы назвали, является не основным.

– А зачем закупать у России? Это было необходимо?

– По сути, да. Только у российских углей низкий индекс основности, который позволяет делать кокс высокой горячей прочности. Их отсутствие всегда сказывается на его технологическом качестве. Когда я работал директором, мы покупали новозеландский, он стоил в два раза дороже, но у него не было тех качественных характеристик.